набережной — купеческие суда! Старинные мрачные здания, названия улиц, взятые из мифологии, — Плутона, Прозерпины, Юноны и всех девяти муз. Он непременно зашел бы в церковь на Риддэргольме, которую называют пантеоном шведских королей.

«Пилястры, которые поддерживают свод, украшены гербами, трофеями и знаменами погребенных здесь людей. Здесь, куда вы ни взглянете, везде знамена и оружие. Военные трофеи из пурпура, саркофаги из гранита и порфира — везде воспоминание о битвах и о славе шведского оружия… Могильная тишина изредка нарушается только шагами любопытных, которые приходят осматривать церковь; потом в ней снова наступает тишина, и только по ночам иногда, как рассказывает шведский народ, когда стране грозит какая-нибудь опасность, мечи и латы с шумом ударяются друг о друга».

Как все это могло быть интересно и полезно для молодого ученого, страстно желавшего служить своей родине, ее процветанию. Натуралист, привыкший вести себя в природе «подобно рыси», натуралист с широким кругозором, любящий все три царства природы, нашел бы для себя большое поле для исследований.

Одному озеру Меларн можно было бы отвести для исследований несколько лет, так оно замечательно!

Озеро Меларн — единственный большой фиорд, имеющийся в Швеции. Все оно может быть с успехом названо большой природной гаванью Швеции, — так удобны его проливы, заливы и устья рек для стоянки судов.

А впрочем, озеро ли это? Ведь можно часами кататься по Меларну и не понять, что́ перед нами: суша, изрезанная каналами, или озеро с тысячью островов?

Парусные суда и лодки скользят между каменными громадами. Чайки задевают крылом зеркальную гладь и опрокинутое в нее голубое небо, вместе со скалами и лесом.

Часто скалистые острова круто обрываются, и этот обрыв продолжается под водой…

На одной стороне Меларна стоит древний королевский за́мок Грипсгольм; его круглые башни видели многое из скандинавской истории. Немало кровавых драм разыгралось в его обширных залах, подземельях и тайниках, он служил шведским королям и Версалем, и, при надобности, местом тюремного заключения и ссылки. В залах за́мка собрано множество знамен, оружия, портретов, картин…

Но как думать о столице, ее дворцах и замках, о Меларне, когда еще несколько недель — и последние гроши в кармане Линнеуса иссякнут. Какое дело богатой столице до его учености, диплома? Его же никто не знает.

За три года заграничной жизни он привык к дружбе, знакам уважения, признания, материальному обеспечению. А у себя на родине князь ботаников очутился в положении человека без дела, без места.

О возвращении в Упсалу пока не могло быть и речи. Там царил его старый неприятель Розен. Он пользовался в Упсале непререкаемым авторитетом и большими связями.

Все получилось не так, как мечтал Линнеус, когда парусное судно, на котором он стремился к родным берегам, трепали волны Северного моря. На суше были волны пострашнее морских, и вот он опять голодный — в который раз за его едва тридцатилетнюю жизнь! — бродит по улицам. И нет интереса к ним и за́мкам. Одна мысль ведет его: каким образом добыть врачебную практику, заслужить доверие к себе как врачу?

«Пошли мне, небо, первого больного! Готов лечить за ничтожную плату. Пусть только пациент скажет обо мне своим знакомым: „О, это хороший врач, обратитесь к нему“», — думает бедный Линнеус.

Без знакомств ничего не сделаешь в большом городе, будь у него даже средства нанять квартиру, обставить врачебный кабинет и держать слугу. А так никто и лакея не пришлет к нему на лечение.

— Хоть бы собачку кто принес! Доверил бы доктору медицинских наук ее драгоценное здоровье.

Горько, обидно; и злая нужда снова, как в Упсале и Лейдене, у самой его двери.

Но тогда он был моложе, крепче здоровьем и лучше переносил все невзгоды.

Тянутся дни вынужденного безделья, полные горечи и унижения. Врач Линнеус, доктор, ученый… Хотя бы один пациент, первый, за ним появятся и другие. Несомненно, что они будут со временем. Беда в том, что пить и есть надо уже сегодня.

«Избаловался я в Голландии, — думает Линнеус. — А может быть, написать Клиффорту? Пусть пришлет мне денег на дорогу. Что делать, странник я на родине. Успех в чужой стране, успех повсюду еще не залог благополучия на родине. Видно, никто не пророк в своем отечестве…»

А Сара-Лиза? Она не согласится покинуть Швецию, да и отец ее не отпустит. Значит, расстаться с невестой навсегда, потерять свою любовь. Отказаться от родины! Возможно ли? Он — швед, сын матери Свеа (древнее название Швеции); сын не покинет мать даже в том случае, если она к нему сурова.

«Отечество его отталкивало, отказывая в куске хлеба; он же его любил и благословлял, скорбел о нем и готов был служить ему за счет отречения самого себя», — так говорится в одном биографическом очерке о Линнее, переведенном на русский язык около ста лет тому назад.

«Видя в такую минуту на улицах Стокгольма голодного Линнея, можно указать на идеальную картину истинного патриотизма в зените его духовного могущества, дающего нам пример истинной привязанности к отечественной почве, которая не слов, но действий требует, не лихорадочных выскочек или чванства, самолюбивого честолюбия, но чистого сердца и из него вытекающих жертв ежедневного самозабвения и постоянного тихого труда!»

Пусть автор слишком возвышенно изобразил положение Линнеуса, но по сути он прав. Было очень соблазнительно уехать за границу, возможно, и доктор Мореус отпустил бы дочь: богатство и слава для зятя в чужих краях были для него уже несомненны. Но ученый остался сыном своего народа, своей страны.

Не отступится он от Швеции, от Стокгольма. Не век прятаться солнцу за тучами, взойдет и над его головой. Вытерпит, выдержит и добьется своей цели. И он придумал способ, как это сделать.

— Доктор Линнеус, имею диплом. Буду счастлив, если вы рекомендуете меня вашим уважаемым постояльцам. Мне ведомы новые заграничные методы лечения самых трудноподдающихся лечению болезней, даже неизлечимых! — представляется он содержателям гостиниц и трактиров. Заморский диплом не вызывает доверия. Да и сам доктор имеет странный вид: сидит целый вечер за кружкой кофе, никогда не спросит пообедать или поужинать!

Голодный доктор медицины ходит из одного трактира в другой. Стокгольм — торговый город. Сколько наезжает сюда купцов, сколько сделок заключается на постоялых дворах и гостиницах. В трактиры торговый люд приходит как в своего рода клуб. Неужели никому не понадобится врач… А может быть, попросить помощи у доктора Мореуса? Ведь дал же он средства для поездки в Голландию и убедился, что они не пропали даром: диплом-то получен! Нет, это